Пришел в недвижимость я в середине 90-х, веселое времечко было. Цепочка «недвижимость-деньги-криминал» работала в полный рост, перераспределение квадратных метров шло невиданными темпами. Город был наводнен черно-бело-серыми маклерами и агентствами недвижимости, сделки пеклись, как горячие пирожки, не только у нотариусов, но и на товарных биржах, закрывающих глаза на все косяки, в том числе на наличие детей и дееспособность продавцов, милиция заботилась (ну, тут и сейчас мало что изменилось) только тем, чтобы откровенные кидалы не забывали делиться, и юридически обычный гражданин Хохланда был никем и звали его никак. Понятно, что в этих условиях наиболее беззащитная и гонимая прослойка — алкоголики, наркоманы, пенсионеры и прочие — очень быстро уплывали за пределы города, влекомые бурным течением перемен.
У нас на Молдаванке данным бизнесом традиционно занимались цыгане. Приехав в Одессу, я был поражен обилию наркоманов на самых низах, все-таки на Севере торчать — это сильно дорогое удовольствие, вся дурь привозная, поэтому больше баловалась этим бизнесмены и богема — художники, музыканты, артистический бомонд. Здесь же на черной сидели именно низшие слои общества, среди которых и находились люди, на беду свою обладавшие какой-никакой недвижимостью. Механизм был прост — цыгане втирались в доверие, сажали облагодетельствованных на иглу или стакан, сначала за деньги, потом в долг. Когда долг вырастал до невозвратных размеров, предлагалась альтернатива в виде домика в области, иногда с доплатой, иногда без. За сто первым километром есть целые села, состоящие из опустившихся бывших одесситов, многие возвращались назад и поныне бомжуют в родном городе, где когда-то ничем не отличались от нас с вами. А были и те, кому так не свезло, действительно, зачем париться и покупать что-то в селе, если гораздо проще вывезти за город и закопать в посадке, все равно ж никто не хватится…
Средняя 61, так называемый «цыганский дом», девятиэтажка, в 70-х годах построенная для преподавателей Одесского университета. Иногда случались показы и там, когда поднявшаяся на наркоте очередная цыганская семья переезжала в свежепостроенный особняк с колоннами, а квартиру выставляла на продажу. Цыганские хаты — это песня вообще, в сети наверно все видели баянную подборку картинок по теме, некоторыми обзываемую фотошопом. Никакого фотошопа, на самом деле все так и было — в квартиру стандарного панельного дома свозилось все самое яркое, дорогое и безвкусное, потолка под лепкой с обязательной позолотой просто не было видно, паркет, покоящийся под многочисленными коврами, был из самых ценных пород дерева, черный троноподобный унитаз с подлокотниками возвышался посреди санузла, облицованного непременной черной же с золотом плиткой — это надо было видеть. Естественно, вернуть вложенное при продаже было невозможно, и стояли такие квартиры в базе годами. Варили в цыганском доме в каждой второй квартире, и очередь страждущих никогда не иссякала. До сих пор у меня в памяти это самое неизгладимое впечатление из 90-х — зима, темень, шприцы под ногами хрустят, как хворост, а во дворе горят костры, у которых греются черные колышущиеся фигуры наркоманов…
Сейчас все стало более-менее цивилизованно, иногда кажется, что те времена вообще мне приснились. Но забыть о них не дают квартиры, об одной из которых я сейчас расскажу. Это так называемый «неликвид» — то, что продать или невозможно, или невыгодно. Квартиры, за владельцами которых числятся долги, приближающиеся к стоимости самого жилья, пребывающие под арестом, который нельзя снять в принципе, в которых проживают несовершеннолетние, находящиеся под бдительным оком опекунского совета. Но время от времени, когда у их хозяев горят трубы, а догнаться нечем, они в очередной раз приходят в первое подвернувшееся агентство недвижимости, в надежде, что кто-то сможет порешать их нерешаемые вопросы. Ну или на шару разжиться задатком от какого-нибудь лоха, тут же в мгновении ока пропиваемом.
Трешка находилась на первом этаже панельной хрущевки в глубине квартала на Черемушках. Узнать ее можно было сразу — дверь, обитая рваным дермантином времен развитого социализма с отсутствующим замком недвусмысленно указывала, что мы у цели. Звонить в неработающий звонок было бессмысленно, я толкнул дверь, шагнул вперед и уперся в плотную, физически осязаемую, стену тошнотворной вони. Описать ее словами невозможно, поэтому поверьте на слово — такой вони вы в жизни не обоняли.
Разговаривая с хозяйкой, сорокалетней бабищей, выглядевшей на все семьдесят, с живописным фингалом и шамкающим беззубым ртом, я уже все понял, разговор занял буквально пол-минуты.
- Чего продаете?
- Надо и продаем.
- Что с документами?
- Нет документов.
- Что, даже не приватизировали?
- Ну вы же риэлторы, приватизируйте.
- Деньги на приватизацию есть?
- Ну вы же риэлторы, найдите.
- Несовершеннолетние прописаны?
- Да, пятеро.
- Есть какое-то жилье, которое будет приобретаться на детей?
- Это еще нахера?
- Понятно. Коммунальные когда оплачивали?
- Ммммм…я не помню…
- То есть размер долгов Вы не знаете?
- Ну вы же риэлторы, узнавайте.
Все для себя поняв, я решил для проформы обойти это логово. Дверь в туалет отсутствовала, как и вся сантехника, снятая и проданная видимо еще в перестройку. Да и смысл в сантехнике, если вода и канализация давно отрезаны, а по нужде можно сходить и за гаражи. Кухня была завалена кусками заплесневелого хлеба и гнилыми овощами, добытыми на заднем дворе супермаркета, на лежащем прямо на полу железном листе был разведен костер. По бокам от костра стояли кирпичи с водруженной сверху кастрюлей, в кастрюле булькало отвратительного вида и запаха варево. Занавески на окнах отсутствовали, впрочем, толку в них не было, потому как окна не мылись десятилетиями. Черный потолок, отставшие полосы обоев, свисающие тенета паутины, горбатый деревянный пол, цвет которого не угадывался под слоем мусора по щиколотку. Сиротливо торчащие из стен крюки с отсутствующими радиаторами отопления и не менее сиротливо свисающие с потолка провода, в которых когда-то было электричество.
Пройдя из коридора в зал, я увидел несколько неопределенного возраста личностей, впрочем пол их тоже угадывался лишь частично. Личности лежали там, где их застало желание прилечь, кто-то на грязном матрасе, кто-то прямо на полу. На продавленном диване сидела 12-летняя беременная дочь хозяйки в обнимку с татуированным мужиком, жестом попросившим закурить, и смотрела сквозь меня лишенным всякого смысла взглядом.
Но самое интересное случилось, когда я вышел из зала. Как оказалось, под жилье в квартире использовалась лишь одна комната и кухня, остальные две были до потолка забиты слежавшимся за долгие годы содержимым всех окрестных мусорников. Хозяйка не успела предупредить, я дернул ручку, и вся эта хрень повалилась прямо на меня, заполнив пол-коридора.
Впитавшаяся вонь, казалось, преследовала меня всюду. Минуя офис я поехал домой, встал под душ, и битый час мылся, смывая с себя зловонные миазмы. Но этот запах я ощущал еще долго…
.
Подробнее...
Подробнее...
