Битва титанов или Дон Гуан против статуи Командора.

Leporello:
O statua gentilissima
Del gran’ Commendatore!..
…Ah, Padrone!Don Giovanni.

Живые статуи, для тех, кто не в курсе — это люди в нарядах, стилизованных под различных ангелов с размашистыми крыльями, иноземных дворян, мужественных рыцарей и томных дам позапрошлого столетия. Есть даже пародия на Дюка, но совсем непохожая. Все эти товарищи и их одежды покрыты толстым слоем серебряной или бронзовой краски, с непривычки смотрится очень неожиданно. Тоже, кстати, работа ни фига не синекура, торчать весь день на солнцепеке, лишенным возможности даже потеть, вдыхая испарения краски и натужно улыбаться праздношатающимся — думаю здоровья это занятие никак не добавляет. Но ничего, стоят, позируют и здорово оживляют пейзаж.Первый раз я увидел подобных личностей в Кракове еще в середине 90-х, помнится, произвели они на меня весьма зловещеее впечатление благодаря их отрешенности, одеяниям каких-то католических святых или средневековых лицедеев и общему готическому обрамлению центра бывшей польской метрополии. Ну и, конечно, в отличии от наших халявщиков недомимов, те относились к делу со всей серьезностью, застывая неподвижно чуть ли не на полчаса. Я сам, помню, первый раз чуть не обосрался, когда статуя Папы Римского на площади Рынок вдруг подмигнула и помахала мне рукой:). Наши же только лыбятся призывно людям с фотоаппаратами и не забывают кивать на ящичек для денег у своих бронзовых ног.

Впрочем, есть среди этой когорты один чувак, подходящий к делу более-менее профессионально,тот что на фотке. Когда он застывает в той или иной позе, от статуи его отличает лишь перо на берете, колыхающееся от ветра, когда же ветра нет, то от статуи его так и вообще не отличить. Любимое занятие нашего памятника — пугать прохожий люд, внезапно оживая, и довольно ржать, слыша девичьи вопли и исходящее от брутальных мужиков «Уффф, еб твою мать!». Толпа вокруг него никогда не редеет, деньги сыплются в сундучок, все довольны. Но, как оказалось, работа эта вредна для здоровья не только в связи с парами краски и наживаемыми непосильным сколиозами и варикозами.

Идем мы на днях с наследником по Приморскому, издалека замечаю впереди какую-то нездоровую движуху. Перед нашим парнем, застывшим в позе памятника королю из сказки про Нильса Хольгерссона и диких гусей, кривляется какой-то идиот лет шестидесяти. Дядька лыс, морщинист, пузат и зело пьян, похоже перманентно на протяжении всего отпуска, он подпрыгивает перед статуей, корчит ей рожи, машет перед ее лицом ручками под одобрительное ржание столпившейся полукругом группы поддержки, и время от времени что-то гортанно выкрикивает. Памятник невозмутим и хладнокровен, идиот заводится все больше. Один из собутыльников сзади орет «Петя, да врежь ты ему по яйцам, сразу оживет!». Петя переводит мутный взгляд на пышные в складках и рюшах дворянские штаны и ответствует взад на полном серьезе: «Да тут хер поймешь, где у него яйца!» После чего, отчаявшись вызвать памятник к жизни бесконтактным способом, проягивает руку вперед, вцепляется прямо в покрытый серебрянкой нос и начинает крутить его по часовой стрелке. Памятник оживает и бьет идиота в рыло серебрянным кулаком, идиот отлетает, памятник хватает его за грудки и замахивается еще раз, я жалею, что кулак у него таки не каменный. Друзья идиота кидаются на статую, окружающие кидаются на друзей идиота, заваривается куча мала.

Я хочу вписаться за статую, смотрю на Спартака и понимаю, что это плохая идея. Обхожу заварушку по боковой аллее, оглядываюсь, вроде все нормально, всех растащили, трое держат статую, рвущуюся восстанавливать справедливость, старый придурок сотоварищи ретируется, мы идем дальше. Звонко стуча каблуками серебистых туфель нас обгоняет герой повествования, пола его камзола оторвана напрочь, берет перекочевал в руку, обнаружив на голове рыжий ежик, краска с лица и рук стерта, в общем зрелище то еще. Чувак несется вперед, бешено вращая глазами и бормоча что-то себе под нос, я слышу только обрывки матюгов, которые в устах средневековой статуи слушаются совершенно сюрреалистично…