Еще ни один Новый Год Костя Балашов не встречал с таким отвращением и жалостью к собственной персоне. Весь 11-й представлял из себя череду неудач и несбывшихся надежд, что было совершенно естественно, хотя бы согласно элементарной логики и закона о сообщающихся сосудах. Если где-то прибыло – значит где-то убыло, и никак иначе.
На Новый Год принято желать удач и счастья абсолютно ВСЕМ людям. Но ведь все люди не могут быть счастливы по определению, одна половина обязательно будет счастлива за счет другой, менее везучей или настырной. Костя Балашов однозначно относился ко второй половине, причем на протяжении прошедшего года медленно, но неуклонно скатывался совсем уж на какие-то задворки социума. Личная жизнь не клеилась, там и клеиться-то было нечему, мозоли от регулярного онанизма не сходили с натруженных рук, с деньгами была полная жопа, а тут еще контора, в которой наш герой трудился программистом, приказала долго жить, не выплатив офисной челяди все кровно нажитое за последние три месяца.
Да и программистом-то, между нами, Костя был никаким, работу эту он сносил лишь потому, что она позволяла проводить целый день сидя в тепле, убивая время на любимых сайтах и отвлекаясь на программистскую рутину лишь в самом крайнем случае. Костя и помыслить не мог о том, чтобы по примеру некоторых товарищей от безысходности податься на станцию Одесса-Товарная разгружать вагоны, ибо был хлипок телосложением и питал стойкое отвращение к физическому труду. К тому же Костя не обладал даже зачатками предприимчивости и инициативы, надеясь на то, что течение жизни, однажды подхватив, так до финиша и будет нести его в своем русле, мягко покачивая на волнах. Но коварное течение вынесло его на тинистую отмель, и как теперь с нее сняться, он ни разу не представлял.
В общем, под конец декабря, когда людям свойственно подводить итоги прошедшего и строить планы на грядущий год, Костя Балашов уныло сидел у разбитого корыта, как ослик Иа на берегу пруда, и думал о том, за какие такие заслуги немилосердная судьба выбрала его в качестве мишени и добивает столь жестоко и целенаправленно…
Двадцать шестого числа последнего месяца года, Костя проснулся в своей убитой съемной квартирешке в Интернациональном переулке, высунул нос из-под одеяла и понюхал морозный воздух. Отопление было давно обрезано и вылезать из постели жутко не хотелось. Если бы не критическое давление в мочевом пузыре и мысль о том, что денег до Нового года осталось сорок гривен с мелочью, он бы и не подумал покидать теплое лежбище, но волей-неволей пришлось возвращаться в эту гребаную жизнь. Костя, трясясь и поскуливая как щенок, поссал, по причине утреннего стояка щедро орошая парящей мочой околоунитазное пространство, ледяной водой помочил глаза, имитируя умывание, и по обыкновению завис на одном из порносайтов, временами задорно вздрачивая и стараясь не думать о том, что Интернет проплачен лишь до первого января.
Только с наступлением ранних зимних сумерек Костя с неохотой оторвался от компа. Копеек, которые платил хозяин за раздачу рекламных флаеров, не хватило бы не только на то, чтобы сводить девушку в ресторан, но даже на оплату своего убогого жилища, но это было лучше, чем ничего. Костя получил в каптерке, по недоразумению именуемой офисом, костюм Санта-Клауса, мешок с рекламной продукцией, и, переодевшись, выдвинулся на Дерибасовскую, прямиком к «Европе».
Предпраздничная суета и радостные лица прохожих превращали Костю в законченного мизантропа. Он никогда не был общителен и коммуникабелен, каждое обращение к незнакомому человеку было для него сущей пыткой, поэтому он раздавал свою полиграфию молча, робко протягивая ее прохожим, и матерясь про себя, когда те смотрели сквозь него пустыми взглядами и отрицательно мычали и мотали головами. Особенно раздражали чужие дети, громко кричавшие о том, что де Санта-Клаус ненастоящий, потому что у него в мешке не подарки, а какая-то пустопорожняя херня.
Ленку Рыженко он узнал издалека, и его прошибло током с головы до пят. Несмотря на мороз и окоченевшие ноги, стало жарко. Ленка, его одноклассница, в которую он некогда был влюблен, и не сказать чтоб так уж безответно. Костя вспомнил о том, что когда-то он был вполне себе симпатичным блондинистым десятиклассником, подающим определенные надежды, и однажды после школьной дискотеки даже сорвал у Ленки пару жарких поцелуев. На выходе из альма-матер пути их разошлись, но еще долго по окончании школы Костя мечтал о том, как он, красивый и модно одетый, выходя из новенького с иголочки Кайена, вдруг встретит на улице Ленку, и та наконец поймет, что Константин Евгеньевич Балашов и есть весь смысл ее до того никчемного существования.
Ленка, а точнее Елена Васильевна, была ослепительна. К своим тридцати она расцвела, как гавайская роза, и прекрасно об этом знала. Она плыла по Дерибасовской аки пава, весьма довольная произведенным на окружающих впечатлением, под руку с респектабельным господином в жЫрной дубленке и в сопровождении симпатичной курносой девчушки лет восьми, как две капли воды похожей на Ленку. Девчушка вдруг задергала мадам Рыженко, или как ее там сейчас, за рукав и на всю улицу звонко заверещала: «Мама, мама, смотри, Санта!!!». Санта молча развернулся, и со всех ног бросился за угол.
Не рискуя больше выходить на свет, Костя шарился по темной Греческой площади, пытаясь всучить флаера редким прохожим. Одинокие дамочки при виде нелепой сутулой фигуры в куцей красной курточке со сбившейся набок бородой, шарахались прочь, со стороны казалось, что некто, переодевшись Санта-Клаусом, занимается на площади гоп-стопом. Пронизывающий ветер запускал под тонкую ткань куртки ледяные щупальца, рожа, покрасневшая на морозе, сравнялась по цвету с амуницией, ног не чувствовалось.
Костя воровато оглянулся, закинул почти не полегчавший пакет в мусорный контейнер, и потрусил за зарплатой, предвкушая приятный вечер у монитора в компании бутылки шустовского шмурдяка. Но не тут-то было, дверь «офиса» оказалась закрытой, телефон работодателя не отвечал. Костя стоял, онемев, вперившись из темноты в витринные окна «Стейкхауза», где красивые и богатые люди напоказ всему миру поглощали дорогую еду и пили элитные вина, и уже даже не матерился…
«По Молдаванке хожу я пешком, здесь каждый дом мне с детства знаком…» — Костя бормотал про себя песню Гани, перепетую Чижом, который никогда не жил на Молдаванке, бредя одиннадцатым номером к себе домой. Через час далекий дом материализовался. В течении этого часа Костя шел не только к себе домой по одесским улочкам, он шел к самому важному решению в своей жизни. И когда табличка «Интернациональный пер. 9» явилась его взору, решение было принято окончательно и бесповоротно. Не раздеваясь Костя упал на жалобно скрипнувшую кровать, включил компьютер и недрогнувшей рукой набрал в гугле фразу «самые легкие способы самоубийства».
Чаще всего так и бывает, кто больше всех жалуется на жизнь, тому в результате фартит больше всех. Стоило только задумать трудновыполнимую, а то и вообще невыполнимую акцию, и тут на тебе – все подручные средства оказываются под рукой. Костя заглотил упаковку тавегила, дабы избежать нежелательной рвоты, зажег газ, поставил на огонь самую большую сковородку, и высыпал не нее пару килограммов невесть откуда оказавшейся в загашниках аммиачной селитры. После чего плотно закрыл все окна, разделся и лег в кровать. Через каких-то двадцать минут раскаленная сковорода выбросит в воздух клубящиеся кубометры закиси азота…умереть от ударной дозы веселящего газа – это, пацаны, если вы не в курсе – просто подарок судьбы…ха-ха:))
Костя лежал в постели и ждал прихода. Со стороны плиты пованивало, но не так чтоб очень. Гавкающая во дворе соседская Найда нарушала торжественность момента. Сознание никак не хотело мутиться, скорее наоборот, от осознания неизбежности конца все вокруг стало звонким, ясным и прозрачным. И в этой прозрачности ручка запертой двери, проскрежетав что-то из Ван Халена, опустилась, дверь медленно отворилась, и на пороге возник Дед Мороз.
Дед Мороз. Не голимый кокакольный Санта-Клаус, а настоящий Дед Мороз, в шубе до пят, с пористым красным носом-картошкой, с маленькими глазками, над которыми кустились густые седые брови и с огромной окладистой бородой. Тот самый Дед Мороз, в которого Костя истово верил в детстве, а позже разуверился и предал его анафеме. И только теперь до Кости дошла истина истин – Дед Мороз в исполнении соседа Сан Саныча – фейк и профанация. Но настоящий Дед Мороз существует. И он сейчас перед ним, реально слышимый и вполне осязаемый.
Дед Мороз придвинул колченогую табуретку к кровати, высморкался прямо на грязный пол и грозно вперился в Костин фэйс:
- Ну и шо, бля, ты тут задумал, Костян???
- Ахуеть…дед…потрогать тебя можно?
- Да трогай сколько хошь, только не за яйца…слышь, чувак, ты че тут, в натуре травануться надумал?
- Ну как бы да…а хули?
- Хули не улей, пчел не разведешь. Слушай сюда, босота. Ты что, не в курсе, что под Новый Год Дед Мороз исполняет все желания? И что это, блядь, никакие не сказки! Короче, слушай сюда и не вякай. Завтра, Костян, ты слышишь, прямо завтра, у тебя все станет заебись. Тебе позвонит Изя Кофман из «Компомании» и предложит пост главного инженера с окладом пятнадцать косарей в месяц. Завтра же окочурится твоя двоюродная тетка Нина Христофоровна, которую ты последний раз видел в седьмом классе, и ты на всех законных основаниях унаследуешь трешку в «Голубой мечте» на Французском бульваре…ну извини конечно, что не «Арк Палас», но это уже будет слишком жирно. И, ты не поверишь, прям завтра блондинка Даша, та, что на первом месте в топе мамбы, постучится к тебе с предложением дружбы…ну, как тебе вариант?
- Дед…Дед Мороз…а как тебя зовут на самом деле?
- Да так и зовут, Дед Мороз…а тебе это нахер?
- Дед…Дед, я сейчас умру. У меня там два пакета селитры в сковородке. Так что можешь всю эту херню рассказывать кому-то другому. А я…дед…а я ухожу…
- Вот ты мудак… Костик, никуда ты не уходишь. Завтра ты проснешься, и все будет так, как я рассказал. А сейчас спи. Давай я тебя укрою…спи, дурачок. И все будет хорошо…
И Костя Балашов понял, что все это правда. Что Дед Мороз не может врать. И что завтра он проснется самым счастливым человеком на свете. Костя повернулся на бок, закрыл глаза, улыбнулся сам себе и спокойно засопел…
Хозяйка квартиры Ирина Васильевна лишь под конец января поняла, что что-то не так, когда ей в очередной раз не открыл квартирант, задолжавший квартплату еще с прошлого года. Команда из Ирины Васильевны, местного участкового и слесаря шестого ЖЭКа Петровича, взломав жиденькую дверь, вломилась в квартиру. Костя лежал в постели, таращ-ась в потолок невидящими глазами, и на его умиротворенном лице застыла блаженная, не посещавшая это лицо вот уж целую кучу лет улыбка…
.